А чуть позже, совершенно случайно, один солдатик отбился, а там и повязал злодея. И выяснилось, что никакой это не злой дух, не шайтан или отряд ассасинов. Обычный такой дедушка, божий одуванчик. Просто людей в форме не любит маниакально. Вот он, совершенно такой безобидный с виду, и вгонял солдатикам узкий, как шило, стилет в сердце. Смерть наступает не сразу, а вот крикнуть уже не получается. И крови почти нет.

Вот мы эту же идею по запугиванию злодеев на вооружение и взяли. Только без кровавости. Я «сварил» для егерей Семецкого аналог «черемухи». Ядреная такая «слезогонка» и немного препарата, вызывающего чихание. А дальше, кто-то безобидный с виду подходил на дистанцию применения и… Ну, понятно, в общем! А после ослепления в ход пускали небольшой мешочек с песком, и злыдень отрубался. Тяжелее всего потом было маскировать следы. Народ тут их читает неплохо, так что места для захвата злодеев приходилось выбирать тщательно, а потом еще и прибираться. А после их тайком вывозили в дальний острог. Под следствие, начатое втайне по распоряжению губернатора Энгельгардта.

Скорее всего, часть из них будут со временем оправданы, «за недостаточностью улик», а там и отпущены. Но хотя бы на это лето нам произведенного впечатления хватило. Да и на некоторых, как оказалось, висят старые «подвиги», за которые они в розыске, а дальше Артузов и местные следователи порой и «раскалывали» их на показания против других соватажников. Так что многие, надеюсь, в конце концов в тюрьму уже по приговору отправятся, причем совершенно законно.

А пока я совмещал деловые интересы (вброс про собственный шунгит) и маскировочные мероприятия (сдал курс гимназии, собираюсь в поступать в Университет) с обычной «тусовкой».

«Я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа!» — весело процитировал я самому себе бессмертное творение Стругацких.

Лондон, 29 июля 1899 года, суббота

Истинное место в обществе, которое занимает любой уважающий себя англичанин, а особенно — житель Лондона, можно точно определить, узнав, в какие клубы он ходит. Членство в том или ином клубе говорит о джентльмене больше, чем занимаемая им должность или набор предков. В конце концов, и в знатных родах рождаются никчемные идиоты, а тем, кто вошел в подлинную элиту Британии, случается попасть в опалу. Клуб «Бифитер» не был ни самым старым, ни самым известным клубом в Лондоне, но знающему человеку приглашение в этот клуб сказало бы о многом. Его члены не были «красномордыми пожирателями говядины» и никогда не охраняли Тауэр, но вот интересы Британской империи они охраняли изо всех сил.

Впрочем, Элайя Мэйсон такими тонкостями не интересовался. Ему достаточно слов Джейкоба Шиффа: «Этот джентльмен — мой ценный союзник, прислушивайтесь к его советам!»

И вот, его пригласили в клуб и представили мистеру Уотсону. Нет, не другу и помощнику знаменитого сыщика с Бейкер-стрит, а Роберту Спенсу Уотсону, Председателю и казначею английского «Общества друзей русской свободы».

Именно с этим Обществом ему, Элайе, настойчиво рекомендовали сдружить Воронцова. А другой джентльмен, которого представили, как «знатока жизни Петербурга господина Яна Бергмана», должен был подсказать Элайе, как именно добиться, чтобы Воронцов заинтересовался этим Обществом и сблизился с ним.

Несмотря на такт, проявленный присутствующими при формулировании задачи, мистер Мэйсон почти начал ощущать себя то ли шпионом, то ли продажной женщиной, готовой лечь с любым, на кого укажут… Но тут любезный хозяин развернул разговор и дал петербуржцу строгий наказ «учитывать любые пожелания мистера Мэйсона, так как финансирование операции осуществляется американскими союзниками через него».

Примечания и сноски к главе 13:

[1] Джейкоб Генри (Якоб Генрих) Шифф. С 1885 года — управляющий банком Kuhn, Loeb Co. Зять Соломона Лееба, одного из владельцев банка. Наоми Коэн, биограф Джейкоба, называла отношение Шиффа к царской России своего рода 'личной войной, продолжавшейся с 1890-х до 1917 года Для давления на российские власти с целью вынудить их прекратить ущемление прав еврейского населения Шифф активно использовал свой авторитет и влияние в американском банковско-финансовом секторе.

Глава 14

Рига, 21 июля (2 августа) 1899 года, среда

— Добро пожаловать, Юрий Анатольевич! Наслышан о ваших делах, наслышан! Иногда, грешным делом, даже хвастаюсь, что познакомился с вами тогда, когда ваша слава ещё только начинала греметь. А этого оболтуса зачем с собой прихватили? Неужто не подошел, не оправдал доверия?

— Ну что вы, Аркадий Францевич, как можно⁈ Напротив, не нарадуюсь на него, вот зашёл спасибо вам сказать. Ну и он тоже обрадовался возможности наставника в ремесле навестить. Да и посоветоваться с вами хочет о чем-то вашем, сыщицком.

— Да понимаю я, понимаю! — засмеялся Кошко. — Раз старшую из сестер замуж удачно выдал, а у средней свадьба по осени назначена — значит, довольны вы им. Да и мама его с вод да немецких клиник теперь почти к нам, в Ригу, и не возвращается! Рад я за него, рад! А о чем посоветоваться-то?

— Говорю же, о чем-то вашем, сугубо сыщицком. Вот вы с ним пока пообщайтесь, а я на вагонный завод поеду, у меня там встреча важная! А к концу дня прошу, не побрезгуйте, в ресторане вместе отужинаем. Как старые боевые товарищи! Как-никак, а вместе под огнем побывали, верно? Ну, все, я побежал, до вечера!

В «Руссо-Балте», как я по привычке из будущего звал местный вагонный завод, у меня, и правда, скопилось множество дел. И отчеты о поставках локомотивов обсудить, и их начинающееся сотрудничество с петрозаводскими заводами Гребеневича и Гольдберга, и поставки вагонов, которые они почему-то задерживали… А ведь до конца навигации — рукой подать! И куда я денусь зимой с куцым вагонным парком?

Но всё это, по совести, можно было уладить по переписке. Основной задачей была встреча с найденным Софьей Карловной специалистом по двигателям внутреннего сгорания. Вот ведь парадокс — в оставленном мной будущем я и сам хотел свалить «из этой страны», а многие мои приятели реально уехали. Тут это явление тоже наблюдалось, но вот… Доливо-Добровольский рвался на Родину даже без моих щедрых предложений. Рвался, несмотря на то, что в немецком концерне его очень ценили и прилично оплачивали. Вот и Луцкой Борис Григорьевич преуспел, занял серьезный пост в «Gesellschaft fur Automobil-Wagenbau», германском «Обществе автомобилестроения», то есть.

В мае этого года на Берлинской выставке презентовался автомобиль, изготовленный его фирмой, он так и назывался — «Луцкой». Казалось бы, ценят тебя, любимая работа, живи да радуйся! Но нет, этот господин сразу начал писать на Родину во все инстанции, предлагая выпускать автомобили и двигатели для них, предупреждая, что иначе отставание может сказаться и на армии[2]… Ну вот как, как, скажите мне, можно было просрать такую страну⁈ Страну, которой такие таланты служат не благодаря, а вопреки? Нет, не понимаю! Однако к делу!

— Борис Григорьевич, я охотно закажу у вас несколько ваших автомобилей. И, разумеется, представлю заводу полный отчет о первых месяцах эксплуатации. Думаю, после этого господа смогут принять обоснованное решение о сотрудничестве с вами. Однако у меня есть еще и другой интерес. Вы, как видный специалист по двигателям внутреннего сгорания и изобретатель, наверное, в курсе трудов господина Кузьминского?

— Вы про теоретическое обоснование им роста эффективности двигателей с увеличением степени сжатия? Разумеется, знаком. Последние отчеты о моторных испытаниях и «определении октанового числа» различных видов топлива был очень любопытен!

— Замечательно! — улыбнулся я совершенно искренне. Работа Софьи Карловны в очередной раз заслуживала высшей похвалы. Нашла того, кого надо — дельного специалиста и энтузиаста своего дела. — Так вот, некоторое время назад я начал выпуск искусственного каучука. И у меня сейчас огромное количество бутанола, побочного продукта.